[знаменный роспев, знаменное пение, крюковое пение], основная певческая традиция Др. Руси. Получил распространение после принятия христианства и поныне сохраняется в богослужебном пении. Понятие «знаменное пение» впервые встречается в текстах сер. XVII в. (см., напр.: «Предисловие, откуду и от коего времени начася быти в нашей Рустей земли осмогласное пение» (до 1652): «пети горазд знаменному пению»; «Сказание о различных ересех… содержимых от неведения в знаменных книгах» (1651) мон. Евфросина: «некии хулные бредни в знаменном пении»). Это понятие в смысловом отношении условно, т. к. происходит от певч. термина «знамение», известного по текстам с 1-й пол. XV в. («знаменье», позднее «знамя» - знак, указание, символ, изображение, начертание, обозначение и проч.), общего для различных певч. традиций (столповое, путевое, казанское, «петия красного», демественное ключевое, нотное знамя). Сохранение понятия «знаменная» за одной конкретной певч. традицией, получившей не позднее XV в. название «столповая», очевидно, связано с ее ведущей ролью в рус. церковном пении с древнейших времен.
З. р. связано с визант. пением (см. ст. Византийская империя, разд. «Церковное пение»), пришедшим на Русь в X в. вместе с проникновением христ. культуры (скрепление договора 944 г. послами-христианами кн. Игоря с Византией в «сборней церкви» св. прор. Илии в Киеве - ПВЛ. 1999. С. 26; вероятно также присутствие визант. священнослужителей и певчих в окружении св. кнг. Ольги после ее крещения). С офиц. принятием христианства при блгв. кн. Владимире и учреждением Русской митрополии в составе К-польской Патриархии влияние визант. певч. традиции значительно расширилось. Прибывшие в Киев «попы царицины и корсуньские» (Там же. С. 53), митрополиты-греки и иерархи, возглавлявшие рус. епархии, и их окружение способствовали распространению и усвоению не только визант. богослужебных чинов, первоначально совершавшихся скорее всего по-гречески, но и визант. церковного пения. К возведенной по повелению св. кн. Владимира Десятинной церкви Пресв. Богородицы, порученной Анастасу Корсунянину, возможно как эконому, были приставлены для служения «попы корсуньские» (многочисленные греческие граффити существовали на стенах храма еще в XVII в.). В XI в. на горе рядом с Десятинной ц. располагался «двор деместиков», где жил руководитель певчих, выполнявший обычно и функцию учителя. Трудно сказать, был ли доместик (см. также: ПЭ. Т. 16. С. 751) славянином или имел греч. происхождение; последнее представляется вполне вероятным. Хор соборного митрополичьего храма Св. Софии непременно должен был включать певцов из греков, входивших в окружение митрополита. Следы присутствия визант. пения на Руси сохранились в слав. певч. рукописях XII в.: это греч. тексты отдельных песнопений в Благовещенском кондакаре (РНБ. Q.п.I № 32 - напр., тропарь Кресту на л. 84-84 об.), характерные подтекстовки визант. интонационных формул типа «неагиа», «агиа» там же и в Типографском уставе с Кондакарем (ГТГ. К-5349 - напр., на л. 120 об.), вставные слоги «не-ве» в мелизматических распевах «Аллилуия» (все они даны в кириллической транслитерации, а значит, предназначались для слав. певчих, обученных визант. пению - см.: Der altrussische Kondakar'. 1976-1980; Типографский устав. 2006). О том же свидетельствуют греч. граффити на стенах каменного собора Св. Софии в Киеве, содержащие фрагменты текстов и отдельные начертания невм (см.: Евдокимова. 2008).
С момента возникновения и до кон. XI в. древнерус. певч. традиция была только устной; в значительной мере такой способ передачи как самого мелоса, так и законов певч. мастерства благодаря особенностям знаменной нотации сохранялся и впосл., особенно в XII - 1-й пол. XV в. Древнейшая нотированная рукопись, содержащая песнопения З. р.,- Типографский устав с Кондакарем (рубеж XI и XII вв.; тогда же был переписан фрагментарно сохранившийся минейный Стихирарь - БАН. № 4.9.13). Лишь с рубежа XI и XII вв. можно говорить о З. р. в строгом значении этого термина, т. е. о текстах песнопений, записанных знаменами («знаменованных»). Ранее в богослужебные книги иногда вносились только начертания отдельных мелизматических формул - фиты (т. н. фитная нотация), к-рые обозначали более или менее протяженные мелодические обороты, также воспроизводившиеся по памяти (см.: новгородские служебные Минеи 1095-1097 гг.- РГАДА. Тип. № 84, 89, 91; Путятина Минея XI в.- РНБ. Соф. № 202; Цветная Триодь XI/XII в.- РГАДА. Тип. № 138 и др.). Большая часть дошедших до нас списков гимнографических книг XI-XIV вв.- Миней, Триодей и разновидностей Октоиха - содержит ненотированные тексты, к-рые распевались либо на основе комплекса существующих типовых мелодических моделей - самоподобнов (в древнерус. традиции называются подобнами), обширная подборка к-рых содержится в певч. приложении Типографского устава, либо при индивидуальном комбинировании формул в самогласнах, которые первоначально запоминали в процессе обучения наряду с подобнами. Преимущественно устный способ усвоения и распространения визант. церковного пения оказал существенное влияние на формировавшийся мелос З. р. и особенности его дальнейшего развития. Фундаментом для него, насколько можно судить по поддающимся достоверной реконструкции более поздним певч. формам, стало восприятие тетрахордной звукорядной системы, принципов ладовой организации и формульной структуры (осмогласие), а также ладово-мелодическая основа визант. монодии. Специфика бытования, общая для всех древних певч. культур, обусловила возможность вариативного мелодического наполнения устойчивых ладово-ритмических структур, видоизменения формул и даже интонационного контура песнопений, переинтонирования текстов в условиях восточнослав. интонационности. Одновременно устная традиция, заучивание напевов на память способствовали длительному сохранению визант. основы песнопений, которая просматривается в большей или меньшей степени как в графике нотированных текстов, так и в мелосе знаменных песнопений вплоть до совр. печатных изданий. Появление нотации идеографического типа, фиксировавшей лишь самую общую певч. информацию, хотя и вносило большую стабильность в распев текстов, но вместе с тем оставляло значительные возможности для мелодической вариантности.
Уже в XII в. песнопения З. р. в основных гимнографических книгах были записаны с помощью нотации в ее сложившейся развитой форме. Источниками знаменной нотации несомненно были визант. нотированные рукописи X-XII вв., о чем свидетельствуют высокая степень родства невменных словарей обеих традиций и сходство формульной графики песнопений. Южнослав. рукописи этого времени были ненотированными, поэтому из них могли заимствоваться гл. обр. церковнослав. переводы визант. текстов или оригинальная болг. гимнография (святителей Климента Охридского и Константина Преславского); на раннем этапе при господстве устной формы распространения певческого искусства нельзя полностью исключить влияние балканской певч. культуры, однако в Х-XII вв. она также находилась в русле визант. традиции. В комплекте книг раннего периода собственно певческими (помимо Кондакаря, представлявшего иной тип распева) были Стихирарь и Ирмологий, которые включали преимущественно самогласные песнопения З. р. или модели для распевания др. текстов и в большинстве случаев содержали знаменную нотацию. Наличие полностью (или почти полностью) нотированных отдельных списков Миней, Триодей и Параклитика, имевших значительное число подобных текстов, является характерной особенностью древнерус. певч. книжности XII-XIII вв. и результатом деятельности мастеров певч. искусства Руси. Создатели этих книг, очевидно, принимали во внимание как служебную, так и учительную их функцию, а также возникавшие вслед. перевода трудности приспособления подобного текста к не вполне совпадавшей с ним мелодической модели (самоподобну, ирмосу) при воспроизведении таких песнопений без выписанной нотации, особенно недостаточно опытными певцами.
Сведения о раннем этапе развития З. р. в Др. Руси содержатся в основном в певч. рукописях, нотированных и ненотированных, частично в Типиконе. Эти рукописи дают наиболее полную информацию о репертуаре песнопений и степени его вариативности (иногда о месте песнопений в богослужении), о его принадлежности к системе осмогласия, о наличии разных мелодических версий или вариантов распева одного текста, о характерных чертах мелоса. Сохранившиеся источники, однако, не позволяют составить целостную картину зарождения и первоначального развития искусства З. р. Этап становления церковного пения, очевидно, следует связывать с Киевом, откуда все нововведения, обусловленные распространением христ. богослужения, переносились в крупные центры - города и мон-ри Др. Руси. Именно так представлен процесс усвоения З. р. в «Извещении о согласнейших пометах» (1670) старца Александра Мезенца: «Первие же убо беша в начале сего знамени творцы и церковнии песнорачители во столечном Российския державы богоспасаемом граде Киеве. По неколиких же летех от Киева сие пение и знамя некиими люборачители принесеся до Великаго Нова града. От Великаго же Нова града разпростреся и умножися толиким долговременством сего пения учение во вся грады и монастыри великороссийския епархии и во вся пределы их» (РНБ. Q. XII. № 1. Л. 71 об.- 72; Александр Мезенец и прочие. 1996. С. 44-45). Первое известие о создании книгописной мастерской связано с именем св. блгв. кн. Ярослава Мудрого, к-рый «собра писце многы»; тогда «прекладаше от грек на словенское письмо. И списаша книгы многы» (ПВЛ. 1999. С. 66). Это сообщение не дает возможности установить состав книг, переписанных в великокняжеском скриптории, хотя можно предположить, что там были созданы не только четьи, но и певч. книги. Введение Студийского устава в Киево-Печерском мон-ре, о чем свидетельствуют Житие прп. Феодосия Печерского и ПВЛ (Успенский сборник. 1971. Л. 37б - 37в; ПВЛ. 1999. С. 69-70), должно было сопровождаться созданием комплекта богослужебных книг, необходимых для исполнения «пенья монастырского» и «всего ряда церковного» согласно этому уставу (ПВЛ. 1999. С. 70). Есть все основания предполагать, что эти книги имелись в б-ке Киево-Печерского мон-ря и что они послужили источником для богослужебных книг, использовавшихся в храмах и мон-рях др. городов. Большая часть сохранившихся певч. рукописей происходит из сев.-зап. земель, в первую очередь из Вел. Новгорода. Древнейшие из них, рубежа XI и XII вв., связывают с Лазаревым скрипторием - Минеи (РГАДА. Тип. № 84, 89, 91, 103, 110, 121, 125), Триодь Цветную (Там же. № 138), Типографский устав (см.: Янин. 1982; Столярова. 1998; Уханова. 2006); ряд нотированных списков 2-й пол. XII в. происходит из того же скриптория (Стихирарь триодный - РГАДА. Тип. № 147) и из Софийского скриптория (Софийские Минеи - ГИМ. Син. № 159-168, Параклитик - РГАДА. Тип. № 80). Лишь одну нотированную рукопись - Хиландарский Ирмологий (т. н. Ирмологий Григоровича) - на основании анализа орфографических особенностей связывают с южнорус. землями (Ath. Chil. 308; изд.: Jakobson R. 1957; др. части - РГБ. Григор. № 37 и РНБ. Q.п.I. № 75; мнение о южнорус. происхождении высказано Р. О. Якобсоном: Jakobson. 1957. P. 9; см. также: Hannick. 1978. P. 8); этот список и в нотации ирмосов имеет заметные отличия от сохранившихся Ирмологиев сев.-зап. земель (ГИМ. Воскр. № 28; РГАДА. Тип. № 150-149; см.: Лозовая. 1993. [1994]. С. 419-420; Она же. 2000. С. 220-221).
Вместе с комплектом богослужебных певч. книг визант. традиции на Руси получила распространение система октоиха, которая была связана как с литургическим временем (членением годового круга на временные отрезки), так и с корпусом определенным образом организованных текстов песнопений, а также со специфической муз. системой, сформировавшейся в Византии не позднее VII в. Древнерус. Октоих XII-XIV вв. не нотировался, однако относящиеся к нему циклы песнопений иногда выписывались с нотацией в др. книгах. Большое количество таких песнопений содержится в Типографском уставе после Кондакаря - нотированные псалмовые стихи кафизм (т. н. аллилуиарии прп. Феодора Студита) и тропари степенных антифонов (сохр. запись 5 гласов), а также подборка подобнов. Евангельские стихиры на 8 гласов дошли в Благовещенском кондакаре кон. XII в. (РНБ. Q.п.I. № 32), Стихирарях XII в. (ГИМ. Син. № 279) и 1403 г. (РГБ. Ф. 304. I. № 22 - нотирована 1 стихира; см.: Лифшиц. 2003). Благовещенский кондакарь содержит также цикл асматиков на все гласы, кроме 7-го (см.: Швец. 2008). Исключительным явлением было нотирование целой книги седмичного цикла, части древнего Октоиха-Параклитика (РГАДА. Тип. № 80, 2-я пол. XII в.).
З. р. обычно сохраняли гласовую принадлежность греч. оригиналов. В отличие от визант. системы обозначений, в к-рой было принято разделение на 2 группы - 4 автентических и 4 плагальных гласа (см. также Автентический лад, Плагальный лад), в древнерус. рукописях, как и в южнославянских, преобладала сквозная гласовая нумерация с 1-го по 8-й, хотя изредка в них встречаются перевод термина πλάγιος - - и сопутствующая ему нумерация по четверкам (Струмицкий Октоих - ГИМ. Хлуд. № 136. Л. 36 об., 43, 44; Путятина Минея - РНБ. Соф. № 202. Л. 4, 8 об., 29 об., и др.; Стихирарь - БАН. № 34.7.6. Л. 50, 50 об., 53 об., 57, 124 об.- 125 об.; см.: Lazarevič. 1964; Шенкер. 1981; Мурьянов. 1981). Соотношения автентического и плагального гласов повторяли визант. систему с парной связью гласов - 1-го гласа с 5-м (1-м плагальным), 2-го - с 6-м (2-м плагальным) и т. п. (см., напр., последовательность гласов для стихов на «Аллилуия» в Типографском уставе, л. 110-117: 1-й - 5-й, 2-й - 6-й, 4-й - 8-й), в отличие от западноевроп. осмогласия, в к-ром автентический глас и его плагальная разновидность обозначались соседними номерами (плагальные получили в этой системе номера 2,4, 6 и 8). На Руси была воспринята самая ранняя форма визант. гласовых сигнатур, или мартирий, включающая лишь буквенное обозначение номера гласа без сопровождающих невм, уточнявших в визант. рукописях более позднего времени каденцию интонационной формулы (ихимы) гласа. Трудно сказать, была ли заимствована сама традиция пропевания гласовых ихим: в древнерус. певч. рукописях начального периода указания на их слоговые подтекстовки изредка встречаются, однако впосл. эта форма настройки на гласовое пение была, видимо, утрачена, т. к. погласицы, известные по рукописям позднего периода, имели иную функцию - были моделями для распевания псалмовых стихов «Господи, воззвах» и одним из приемов обучения певчих осмогласию, а не способом настройки на исполнение песнопений.
Нотированные рукописи ранней эпохи свидетельствуют о формульном характере гласового мелоса и графическом сходстве мн. формульных оборотов с визант. прототипами. Сравнительные исследования визант. и древнерус. формульности позволяют сделать вывод о родственной связи и нередко о близости мелодического контура в песнопениях обеих традиций (см.: Velimirović. 1960; Floros. 1970; Strunk. 1977; Schkolnik M. 1997, 1999; Schkolnik I. 1999). Однако уже в древнейших нотированных списках заметны признаки переработки визант. мелоса и форм записи напевов: сохранившиеся древнерус. рукописи имеют очевидные отличия от визант. аналогов в фиксации как формульных, так и в особенности неформульных участков, что не допускает реконструкции песнопений без учета более поздней традиции З. р. (см.: Школьник. 1996). В З. р. набор формул каждого гласа в отдельности, своего рода лексикон, обладал также характерными ладовыми особенностями - свойственным ему комплексом опорных и заключительных тонов, определявшим «грамматику» гласового мелоса - структуру гласового звукоряда и закономерности соединения формул. Ладовая структура древнерусского осмогласия тесно связана с византийской, но имеет и существенные отличия в конкретной реализации ладовых закономерностей, обусловленные переинтонированием мелодических формул в древнерус. традиции, а иногда, вероятно, следованием архаичным визант. образцам, не совпадающим с «классической» ладовой структурой; временные координаты и последовательность происходивших изменений пока недостаточно изучены.
В богослужебных книгах древнейшего периода представлены все основные стилевые разновидности З. р.- силлабическая, невматическая, мелизматическая и переходные формы.
Простейшая по мелосу силлабическая разновидность З. р. с соотношением 1-2 звука на слог текста, фиксировавшаяся крайне редко, характерна в первую очередь для осмогласного пения псалмов вечерни и утрени. Мелодические формулы-полустишия для пения псалмов по монашескому чину (псалмовые тоны, или аллилуиарии прп. Феодора Студита) по 9 (для 3 «слав» (антифонов) 3 кафизм) в каждом из 8 гласов выписаны в качестве певч. приложения в Типографском уставе (в сохранившемся фрагменте - формулы 2, 3 и 4-й кафизм первых 5 гласов, начиная с л. 98) и частично в дополнении Ирмология 1-й пол. XV в. (ГИМ. Барс. № 1348. Л. 133-134; формулы 3 «слав» 2-й кафизмы с прибавленными к ним 2-й и 3-й «славами» вечерней 1-й кафизмы во всех 8 гласах). При переходе от одного раздела («славы») кафизмы к другому изменяется не только псалмовая мелодическая формула, но и распев рефрена «Аллилуия», сопровождающего каждое полустишие, в к-ром могут чередоваться автентическая (высокая) и плагальная или медиальная (низкая) каденции. Размеренное и интонационно единообразное чередование стихов обогащается средствами лада и мелодики, а также исполнительскими приемами: использованием различных формул, нарушающих инерцию восприятия и возбуждающих внимание, и антифонным пением (см. ил.).
К стилистике псалмовых формул близки малораспевные ирмосы и стихиры. Среди стихир наиболее простой вид представлен устной традицией воскресных самогласнов Октоиха, записанных только во 2-й пол. XV в., более развитая форма - в нек-рых самоподобнах и производных от них подобных стихирах из нотированных Минеи и Триоди. Принципы мелодического прочтения текста, оформившиеся в псалмодии и получившие развитие в простейших по напеву песнопениях, лежат в основе знаменной традиции в целом. В распеве стихир проявляется одна из наиболее специфических черт традиц. певч. культур - формульное строение мелоса; комбинаторика формул выступает в качестве важнейшего приема композиционного развертывания. В каждом из типов песнопений представлен комплекс стабильных мелодических оборотов, получивших название попевок. Утвердились и способы расстановки попевок в словесном тексте согласно его структуре и мелодической функции оборотов - начальной, серединной или каденционной (заключительной). Деление текста на колоны отражает в первую очередь интонационно-мелодическую организацию песнопений: точки, проставляемые в рукописи, часто не совпадают с синтаксическим делением; они могут вычленять и относительно законченные по смыслу фразы, обладающие цельностью интонационного контура, и менее самостоятельные смысловые единицы, и отдельное слово - если эти части текста распеты формулой с выраженными единой интонацией, долготным или динамическим акцентом и каденцией (последнее более свойственно мелодически развитым песнопениям). Окончание колона, совпадающего с завершенным смысловым оборотом, сопровождается попевкой с более или менее глубокой каденцией, обычно с ритмическим торможением, когда длительность заключительных 1-3 слогов увеличивается не менее чем вдвое по сравнению с длительностью основной ритмической единицы, соответствующей слогу. Ирмосы и стихиры силлабического типа лишь изредка содержат украшающие мелос простые и краткие фитные обороты.
Самогласные стихиры представляют в большинстве случаев невматический, или силлабо-невматический, тип распева с 1-4 звуками, приходящимися на слог текста, характерный для стиля Стихираря. В древнейшем пласте З. р. именно в таких стихирах наиболее ярко выражен формульный тип мелоса - использование разнообразных попевок, организованных в соответствии с текстовой структурой. Риторическая форма (диспозиция) словесного текста часто определяет группировку мелодических строк, смысловой и синтаксический параллелизм отражается в мелосе - отвечающая ему повторность попевок, точная или вариантная, образует ряд анафор и гомеотелевтов, обновление же мелодического материала свидетельствует о начале следующего раздела риторической композиции (см.: Лозовая. 1987; Она же. 1989; Шеховцова. 1994). В качестве специфического средства обогащения гласового мелоса применяется и переход (модулирование, в визант. теории παραλλαγή - изменение) в др. гласы в пределах одного песнопения, что могло отмечаться серединными мартириями (обозначениями номера гласа; см.: Стихирарь триодный XII в.- РГАДА. Тип. № 148. Л. 3, 44 об., 52, 70, 83 об.- 84 и др.). Искусный выбор, распределение и пластичное сочленение формульных оборотов, их мелодическая и функциональная характерность обеспечивали отчетливое восприятие текстов на слух во время богослужения (см. ил.: Стихира на Сретение Господне). Символические образы словесного текста, восклицания, хайретизмы или наиболее важные, характерные слова нередко сопровождаются различными фитами, мелизматическими вставками в невматический мелос, в изобилии присутствующими в Стихираре. Их участие в распеве придает песнопениям торжественный, праздничный характер. Протяженный распев может приходиться на союзы или местоимения, что позволяет средствами мелоса придать песнопению высокий стиль звучания без опасения утратить в мелодическом потоке значимое слово (в большинстве случаев места использования фит в песнопениях визант. и древнерус. традиций совпадают).
Часть песнопений Стихираря имеет мелизматический мелос - они содержат пространные внутрислоговые распевы, иногда весьма большой протяженности. Мелизматика З. р. связана с преобладанием мелодических формул особого рода, называемых фитами и лицами. В отличие от обычных гласовых попевок с нормативным прочтением знамен эти классы формул графически представляют собой кодированную запись мелодических оборотов неск. знаками, но предполагающих развернутые распевы слогов текста; лица отличаются составом и нетрадиц. последовательностью знамен, хотя при этом может сохраняться обычное для попевок соотношение «знак - слог», внешняя простота к-рого оказывается обманчивой. Оба класса производны от аналогичных визант. формул - тематизмов (θεματισμοί или θέματα) и ипостасей - и различаются между собой мелодической функцией в песнопении. Если фиты имеют характер украшающей вставки в невматический распев, то лица (или кокизы, как их иногда называли на Руси, вероятно, в честь прп. Иоанна Кукузеля, визант. мелода, составившего из ипостасей певч. азбуку) образуют саму мелизматическую ткань песнопений, внутрислоговой распев слова (Лозовая. 1999. С. 65-67). Мелизматический распев, записанный знаменной нотацией, в ранний период имели не только некоторые стихиры минейного и триодного Стихираря (см. ил.: Стихира на Собор архистратига Михаила), но и песнопения воскресного Октоиха - цикл из 11 евангельских стихир и воскресные ексапостиларии, представляющие собой 11 текстов, распетых по одной модели (без гласовых обозначений; см.: Тюрина. 2006).
В XI-XIV вв. З. р. были распеты службы (или отдельные песнопения) святым и праздникам Др. Руси. Службы св. страстотерпцам князьям Борису и Глебу (24 стихиры, 2 канона, 3 кондака, икос, седален и светилен; количество стихир указывает на то, что к XII в. было неск. служб этим святым), прп. Феодосию Печерскому, прп. Евфросинии Полоцкой и на освящение Георгия Победоносца великомученика церкви в Киеве сохранились в нотированных списках XII в.; св. равноап. кн. Владимиру (Василию) Святославичу, свт. Леонтию Ростовскому, на праздник Покрова Пресв. Богородицы и на перенесение мощей свт. Николая Мирликийского в Бари - в рукописях XIV в. (Серегина. 1994). Стилистика и принципы распева оригинальных слав. текстов следуют нормам, воспринятым с переводной гимнографией, и не отличаются от основного корпуса песнопений З. р.
составлявшие основу разных богослужебных чинов, прежде всего литургии, вечерни и утрени, не записывались со знаками нотации вплоть до XVI в. (исключение составляют отдельные песнопения периода Великого поста, напр. замены херувимской песни, нотировавшиеся с посл. четв. XV в.). Их полные тексты или начальные слова зафиксированы в Служебниках, исполнительские ремарки к-рых («людие» - «певцы») указывают на преобладание общинного пения неизменяемых текстов. В Служебнике нач. XIV в. (ГИМ. Син. № 605) «певцам», т. е. профессиональному хору, на литургии св. Иоанна Златоуста поручены лишь «Иже херувимы» и «Милость мира» (Л. 19, 23 об.), в Служебниках рубежа XIV и XV вв. (Там же. № 601. Л. 14 об., 16, 26; № 952. Л. 18 об., 20 об., 31 об.), содержащих более позднюю версию текста времени введения Иерусалимского устава,- Трисвятое, «Аллилуия» и (вместе с общиной) «Отца и Сына и Святаго Духа». Главными причинами устного бытования таких певческих текстов, вероятно, были твердое знание их напевов в общинах и устойчивое следование одной мелодической версии; кроме того, авторы списков богослужебных книг древнейшего периода ориентировались на визант. книжную традицию, в которой до кон. XIII - нач. XIV в. неизменяемые песнопения также не нотировались.
отмечены в певч. книгах соединением явных признаков древней основы, сближающих их с ранней рукописной традицией, и новых веяний, связанных с возрождением тесных визант. и южнослав. контактов, с влиянием афонской культуры. Большинство древнерус. гимнографических книг этого времени, тексты к-рых исполнялись З. р., либо не содержит знаков нотации, либо, как в древности, воспроизводит лишь начертания фит (напр., Октоих изборный - РГАДА. Тип. № 67, 1374 г.; Параклитик - Там же. № 81, XV в., в приложении содержит евангельские стихиры и светильны, т. е. воскресные ексапостиларии). Нек-рые из этих книг отражают студийский тип, причем в его архаичном варианте (напр., Параклитик - РГБ. Вол. № 2, кон. XIV - нач. XV в.), другие соответствуют недавно принятому Иерусалимскому уставу (Октоихи - ГИМ. Син. № 199, 1436 г., и ГИМ. Воскр. № 10, 1437 г., с чертами южнослав. орфографии).
Важным этапом в истории З. р. стало появление нотированного Октоиха-Стихираря (ГИМ. Чуд. № 59, 1-я пол. XV в.), в котором впервые со знаками нотации были записаны стихиры седмичного цикла. Их графическая редакция в это время еще не сложилась, однако уже была близка к той, к-рая станет основной, начиная со списков посл. четв. XV в.; порядок следования стихир тоже в полной мере не определился: их циклы, соответствующие вечерне и утрене, а также дням седмицы, не имели рубрикации, отдельные тексты помещались не в тех разделах, где они впосл. займут устойчивое положение (см. ил.). Нек-рые списки содержат только часть стихир Октоиха, фрагментарно нотированных (РНБ. Кир.-Бел. № 9/1086, 30-50-е гг. XV в.; см.: Каган, Понырко, Рождественская. 1980. С. 135).
В 1-й пол. XV в. начала изменяться редакция знаменного Ирмология. Списки этого времени, сохранившие мн. элементы нотации из Ирмологиев домонг. эпохи, содержат черты, сближающие их с редакцией, к-рая получила распространение в посл. четв. XV в. Типологические признаки этой редакции сохранялись и впосл. Поиски более адекватной формы фиксации мелоса, вероятно изменявшегося, хотя не принципиально и очень постепенно, в рукописях этого переходного периода нашли отражение в меньшей стабильности записи: в заметных расхождениях невменной графики песнопений между списками, в вариативности членения на колоны, в иной расстановке акцентных знамен с тенденцией к соблюдению текстовых ударений, в редакции записи формул (РГБ. Троиц. № 407; ГИМ. Барс. № 1348 и Син. № 748, 1-я пол. XV в.; см.: Лозовая. 2000). Изменения коснулись и текстов песнопений, фонетики (частичная редукция полугласных, в т. ч. в форме изъятия озвучивающих их знамен, или, наоборот, прояснение гласных основы) и лексики. Результатом поисков стало параллельное, в пределах полувека, бытование различающихся - в значительно большей степени, чем в раннюю эпоху,- версий записи ирмосов, соответствующих в целом сходным, но все же не совпадающим друг с другом напевам.
Иные тенденции отмечаются в эволюции Стихираря, ранний этап развития которого в отличие от Ирмология характеризуется нестабильностью редакций напевов, приобретающих более устойчивый характер только в обновленной графике во 2-й пол. XV в. (см.: Серегина. 1994. С. 17).
Признаком изменений, происходивших в традиции З. р. в 1-й пол. XV в., а может быть и несколько ранее, стало появление первых азбук певческих - музыкально-теоретичеких руководств. Поначалу они содержали только перечень основных знамен с их названиями. Наиболее ранняя по содержанию азбука «А се имена знамянием» (РНБ. Кир.-Бел. № 9/1086, 1-я пол. XV в.) отражает переходный этап в понимании знаков, к-рыми записывались песнопения З. р. («предварительная редакция», по определению З. М. Гусейновой (1990. С. 21)). В ней представлено небольшое число знамен, они систематизированы не так последовательно, как в более поздних руководствах, графика знаков и формул (попевок) и их названия не вполне отвечают традиции, сложившейся во 2-й пол. XV в. Наблюдаются противоречия между начертаниями знамен и их названиями: напр., «светлыми» названы как знаки с 2 точками (крюк светлый, статия светлая), что стало нормативным позднее, так и знаки с точкой (статия закрытая светлая, палка светлая, стрела светлая, стопица светлая), нек-рые из них впосл. будут названы «мрачными». Эти противоречия отражают разную трактовку начертаний в визант. и ранней древнерус. (знаки с точкой - высокий уровень в звукоряде или скачок вверх) и позднейшей древнерус. (положение между относительно более низкими «простыми» без точек и более высокими «светлыми» с 2 точками) системах нотации.
Сопровождение знаменами большого корпуса текстов, ранее не нотировавшихся, изменение и значительная степень вариативности нотации в песнопениях, прежде имевших относительно стабильную графику, появление в тот же период азбучных текстов - все это свидетельствует о целенаправленной работе мастеров церковного пения по пересмотру и редактированию песнопений З. р., что, вероятно, было продиктовано сменой Студийского устава Иерусалимским и необходимостью подготовить комплект певч. книг, отвечавших как изменившейся богослужебной практике, так и иному уровню осмысления связей между мелосом и его невменной записью.
- период становления и оформления обновленной традиции записи песнопений З. р., создания новых и частичной переработки ранее использовавшихся певч. книг. В это время в результате происходивших в певч. практике постепенной кристаллизации и отбора формул, а также выработки более детализированных и универсальных способов записи, которые сопровождались реформой словаря знамен, возникла новая редакция песнопений З. р., зафиксированная в основных певчесих книгах - Ирмологии, Октоихе-Стихираре (с дополнениями), Стихирарях минейном и триодном, Обиходе. Словесный текст песнопений также претерпел в этот период изменения, гл. обр. в орфографии, отразившей влияние южнославянской книжной реформы (появление больших юсов), и в придании полногласной формы «ерам» ( > и > ) во всех позициях, поскольку полугласные в древних рукописях мелодически озвучивались различными знаменами и не могли сокращаться без ущерба для мелодии. Это привело к возникновению т. н. раздельноречия, или хомонии.
Ирмологий в течение длительного времени сохранял традиц. состав ирмосов, характерный уже для ранних списков книги (XII в.), однако их нотация претерпела изменения, отразившие возникновение более устойчивой графики формул, их более четкую, хотя пока и не всегда последовательную дифференциацию, а также, видимо, орнаментацию напевов, сократившую объем силлабического мелоса, сгладившую мелодические скачки и придавшую распеву большую плавность и гибкость. Аналогичные явления в этот период отмечаются и в Стихирарях, запись песнопений в разных списках к-рых становится более стабильной (Серегина. 1994. С. 17). В триодный раздел Стихираря с посл. десятилетий XV в. стали включать песнопения постового обихода, ранее никогда не нотировавшиеся, в первую очередь редко звучавшие и нуждавшиеся в фиксации замены херувимской песни (см., напр.: «Да молчить всяка плоть», «Ныне силы небесныя» - РГБ. Троиц. № 408. Л. 163 об.- 164, 2-я пол. XV в.), имевшие мелизматический распев в «тайнозамкненной» (кодированной) записи, без обозначения гласовой принадлежности. В 1-й пол. XVI в. объем обиходных песнопений в рукописях начал увеличиваться, однако их состав был неустойчивым - вводился помимо названных основной текст «переноса» - «Иже херувимы», а также «Единородный Сыне», Пс 136, цикл неизменяемых песнопений всенощного бдения, согласно действовавшему уже столетие Иерусалимскому уставу, и др. Собрание нотированных обиходных текстов, большая часть которых не содержала указаний на глас, составило особый цикл т. н. негласовых песнопений, хотя некоторые из них изначально были гласовыми, но утратили соответствующие обозначения в рукописях, а иногда и гласовую характерность. Мелос пространных песнопений, сопровождавших обряды, для совершения которых требовалось более длительное время, заметно отличался от традиц. гласовых. В нем преобладали не комбинаторика ясно очерченных, легко вычленяемых слухом формул, а мелодический тип неспешного развертывания, без заметных цезур между текстовыми синтагмами, протяженность линий волнообразного контура, нивелированный ритм с неуловимой на слух пульсацией - черты, создающие образ вневременного пребывания (см. ил.: «Ныне силы небесныя»).
В посл. трети XV - нач. XVI в. складывались разновидности знаменного Октоиха-Стихираря: краткая, включавшая отдельные циклы воскресных стихир великой вечерни, и пространная - с более обширным комплектом стихир, списки к-рой различались количеством текстов и полнотой представленных в них литургических циклов. Октоих-Стихирарь содержал отмеченные литургическими рубриками нотированные циклы стихир седмичного круга (на вечерне - на «Господи, воззвах», восточны, богородичен, на стиховне, «алфавита», богородичен; на утрене - на хвалитех, восточны), включая будние (чаще богородичны), которые дополнялись обычно степенными антифонами (на своем месте в каждом гласе или в виде самостоятельного раздела) и выделенными из последования гласов, впервые нотированными еще в XII в. евангельскими стихирами (иногда с воскресными светильнами и богородичнами). Введение певч. Октоиха с чином малой вечерни воспринималось еще в первые десятилетия XVI в. как новое явление, о чем свидетельствуют рубрики рукописей («писание сътваряем якоже и в охтаиках новых положено» - РГБ. Троиц. № 411. Л. 377). Ранние списки в отличие от ненотированного Октоиха могли включать лишь часть стихир (напр., только воскресные), причем не все циклы и неполный набор текстов (напр., 3 на «Господи, воззвах» с богородичном и 1 на стиховне в списке РГБ. Троиц. № 408). Нотация стихир Октоиха свидетельствует о том, что в рукописях этого времени зафиксирована вполне сложившаяся мелодическая редакция, к-рая впоследствии изменялась незначительно. Позднее невменная запись песнопений подвергалась коррекции и уточнению, она могла отражать незначительную вариативность мелоса, стала более детализированной, однако формульная структура мелоса уже в этот период приняла тот вид, к-рый хорошо известен по рукописям XVII в. Распев Октоиха-Стихираря, основа стихирарного мелодического стиля, включает богатый фонд знаменных попевок силлабо-невматического типа, дополненный небольшим количеством мелизматики (фит и лиц).
Певч. книги З. р., ранее писавшиеся на пергамене в виде самостоятельных кодексов, каждый из которых ориентировался на определенный богослужебный круг и/или тип песнопений, в посл. трети XV в., с переходом на бумагу, начинают объединяться в сборники, своего рода антологии песнопений. Они могли включать как полный корпус знаменных песнопений, необходимых для совершения богослужения в любое время, так и отдельные части в различных сочетаниях - Ирмологий, Октоих (нередко его литургические циклы - воскресны, восточны, богородичны, евангельские стихиры - помещались в разных частях рукописи) и Стихирарь различной полноты, более или менее развернутые фрагменты Обихода, часто и азбучные тексты. В кон. XV - нач. XVI в. в певч. сборниках появляются небольшие подборки «покаялнов» (покаянных стихов, или умиленных стихов; см. также ст. Духовные стихи), к-рые уже в сер. XVI в. были оформлены в осмогласный цикл, впосл. постоянно пополнявшийся новыми текстами. Основу мелоса покаянных стихов составляли попевки З. р., хотя они могли сочетаться и с мелодическими оборотами, характерными для народно-песенной лирики. Их тексты были разнородными - заимствованными из песнопений, посвященных теме покаяния, сокрушения о грехе (тропари покаянного содержания, триодные стихиры или их фрагменты), компиляциями из отдельных стихов известных песнопений или внелитургическими, в к-рых отражались эсхатологические ожидания «судища страшна», нравственные идеалы чистоты, добра, нестяжания, а также исторические события (см.: Кораблева. 1979; Петрова, Серегина. 1988).
С созданием знаменного Октоиха-Стихираря, вероятно, связано появление в заголовках певч. азбук-перечислений понятия «знамение столповое» (ГИМ. Епарх. № 176. Л. 208 об., посл. четв. XV в.; ИРЛИ. Бражн. № 1. Л. 3, сер. XVI в.; позднее также «столповое пение» - РНБ. Погод. № 385. Л. 164, 20-е гг. XVII в.; см.: Шабалин. 2003. С. 17, 29, 24), к-рое происходит от евангельских столпов - указателя воскресных чтений Евангелия в связи с последовательным чередованием недельных гласов. Число азбучных текстов в посл. четв. XV - 1-й пол. XVI в. заметно увеличилось. Наряду с азбуками-перечислениями переписывались «сказания знамению», музыкально-теоретические руководства, содержащие толкование знаков, т. е. описание соотношений между ними по высоте, приемов их исполнения, указывающих направление движения, мелодические и ритмические особенности, а также объяснение наиболее характерных гласовых попевок (напр.: РНБ. Солов. № 277/283. Л. 252 об.- 254 об., 40-е гг. XVI в.; см.: Шабалин. 2003. С. 51-52). Способ подачи информации в этих руководствах напоминает конспект речи дидаскала (учителя), к-рый использует все приемы воздействия на учеников: он и изображает знамя, и показывает голосом, «како поется» оно, и дает словесный комментарий к исполнению. Появление большего количества таких азбук, видимо, косвенно свидетельствует о деятельности церковной власти, направленной на повышение уровня знаний и мастерства певчих. В Новгороде, с древности имевшем, судя по сохранившимся рукописям, высокий уровень развития певч. искусства, свт. Геннадий (Гонзов), архиеп. Новгородский и Псковский, тем не менее критически оценивал результаты совр. ему клиросного образования и воспитания певцов, считал необходимым создание уч-щ, к-рые должны были готовить «в четцы и певцы», упрекал «мастеров» в низком качестве обучения (АИ. 1841. Т. 1. С. 144-145, 147-148; Парфентьев. 1991. С. 30, 32).
формируются полные версии основных певческих книг З. р., записанные вполне сложившейся знаменной нотацией. Результатом совершенствования и детальной выработки формульного словаря З. р. в нач. XVII в. стали самостоятельные своды знаменных попевок («имена попевкам» в «Ключе знаменном» инока Христофора из его певч. сборника 1604 г.; см.: Христофор. 1983), отделившиеся от перечней знамен, а также собрания фит и лиц, нередко сопровождавшиеся разводами и со временем пополнявшиеся. В продолжение общих тенденций, сложившихся в предшествующий период, расширялся состав певч. рукописей. В качестве приложения к Ирмологию помимо розников (ирмосов трипеснцев на предпразднства Рождества Христова и Богоявления) стали включать раздел ирмосов «прибыльных», среди к-рых находились и известные по визант. спискам ирмосы-подобны, составленные по модели праздничных (Рождества Христова, Пасхи), а также новые тексты для древнерус. служб (напр., канон св. равноап. кнг. Ольге). Дополнением могли становиться и росники пещные - ирмосы с тропарями 7-й и 8-й песней, певшиеся «пред Рождеством Христовым, егда ангела спускают», т. е. во время пещного действа (РНБ. Q. I. № 898. Л. 67, 1573 г.). В Октоихе наряду с полным комплектом стихир великой вечерни и утрени в знаменной нотации записывались все стихиры малой вечерни, тексты к-рых не совпадали с великой (богородичны, стиховны); на великой вечерне добавляли «аммореовы» стихиры Пресв. Богородице (цикл Павла Амморейского), певшиеся на подобен (Там же). Заметно расширился состав памятей и знаменных песнопений минейного Стихираря: на праздники, имеющие бдение, выписывались стихиры малой вечерни, мн. памяти пополнились литийными стихирами, возникали новые тексты («ины стихиры»), в к-рых исследователи отмечают особое внимание к историческим событиям, связанным с жизнью празднуемого святого (Серегина. 1994. С. 16, 196 и др.). После канонизационных Соборов 1547 и 1549 гг. в русле церковных мероприятий, возглавлявшихся свт. Макарием, митр. Московским, были созданы обширные Стихирари - своды знаменных песнопений (нек-рые из них в неск. томах), включавшие значительное количество памятей рус. святых (ГИМ. Чуд. № 60; Единоверч. № 37; Епарх. певч. № 24; РГАДА. Ф. 381. № 17, 18, 320; РНБ. Кир.-Бел. № 586/843, 681/938 и др.); входили в них и службы слав. святым - равноап. Кириллу (Константину) Философу, прп. Иоанну Рильскому, свт. Савве I, прп. Симеону Мироточивому, кор. св. Милутину (Стефану Урошу II) и свт. Арсению I, архиеп. Сербскому, мц. Параскеве, мч. Георгию Новому. Полным Стихирарям иногда давалось дополнительное название - «Дьячее око» (ГИМ. Чуд. № 60; Син. певч. № 1150). В связи с разрастанием Стихираря на рубеже XVI и XVII вв. из его состава выделились самостоятельные книги. Первая - нотированных служб господских, богородичных праздников и великим святым, названная «Праздники», и 2-я - служб средних и малых праздников, в более поздних списках иногда называвшаяся «Трезвоны». Некоторые Стихирари и Трезвоны составлялись почти исключительно из песнопений рус. и слав. святым (РНБ. Q. I. № 238, нач. XVII в.; см.: Серегина. 1994. С. 20-28) и служили важным дополнением к нормативным спискам Cтихираря, основанным преимущественно на памятях визант. месяцеслова (см. ил.: Стихира св. кн. Александру Невскому).
Во 2-й пол. XVI - нач. XVII в. складывается пространная редакция Обихода: знаменной нотацией в полном объеме фиксируются песнопения всенощного бдения и литургии, развернутые последования песнопений заупокойных чинов, отдельные песнопения молебна, венчания и некоторых др. чинов. Наряду с неизменяемыми песнопениями после долгого перерыва в рукописях все чаще встречается новая традиция нотированной записи псалмопения - избранных стихов кафизм на утрене, указание на певч. исполнение к-рых на рядовой («настоящий») глас сохранилось в наиболее ранних списках Иерусалимского устава (ГИМ. Син. № 329. Л. 18 об., посл. четв. XIV в.; см.: Коротких. 2001; Живаева. 2003).
Во 2-й пол. XVI в. древнерус. мастера З. р. на основе глубокого знания традиции начинают создавать авторские варианты распева богослужебных текстов. Часто их деятельность сохраняет анонимный характер, такие версии снабжаются ремарками «ин роспев», «ино знамя», «ин перевод» и т. п. В их числе появляются и знаменитые распевщики, указания на творения которых фиксируются в певч. рукописях с кон. XVI в. Варианты распева богослужебных текстов, хотя и оставались в русле культуры знаменного пения, спровоцировали начало жесткой полемики, отразившейся, в частности, в «Валаамской беседе». Ее составитель весьма критически отзывался о творениях таких «горазных певцов», полагая, что «не об одном переводе их с небесе свидетельства не было, да и не будет», и призывая власти «скрепити один перевод» (см.: Моисеева. 1958. С. 176). Имена нек-рых знатоков З. р. и творцов песнопений связаны с новгородской певч. школой, к-рую, как предполагают, не позднее 30-40-х гг. XVI в. возглавил Савва Рогов (см.: Парфентьев. 2005. С. 23). Из нее вышли распевщики, оставившие заметный след в древнерус. пении 2-й пол. XVI-XVII в., нек-рые из них стали выдающимися деятелями церковной культуры, представлявшими певч. школы Москвы и Соли Вычегодской: брат Саввы Рогова митр. Ростовский Варлаам, свящ. Феодор Христианин, ученик Стефана Голыша (занимавшегося в школе Саввы) архим. мон-ря Рождества Пресв. Богородицы во Владимире Исаия (Лукошко). Об этих «старых мастерах» и их учениках с восхищением говорит составитель музыкально-теоретического руководства «Сказание о зарембах», отмечая, что они пели «какизник и подобник наизусть», «согласие и знамя горазно знали, роспевали и знамя накладовали наизусть» (ГИМ. Син. певч. № 219. Л. 376 об.- 377). Свои варианты нек-рых знаменных песнопений создал и головщик, позднее уставщик Троице-Сергиева мон-ря Логгин (Шишелов) по прозвищу Корова, имевший, согласно Житию прп. Дионисия (Зобниновского), «от Бога дарование паче человеческого естества» (см.: Парфентьев. 1991. С. 106-107; Он же. 2005. С. 139-149; Парфентьева. 1997. С. 172-180) (см. ил.: Надписание и начало славника Крестопоклонной недели).
За появлением разнообразных вариантов распева богослужебных текстов, особенных мелодических версий песнопений, отличавшихся от традиционной, вскоре последовала реформа нотации З. р. После оформления обновленной системы нотации во 2-й пол. XV в. в запись песнопений вносились небольшие изменения, процесс редактирования записи знаменных песнопений на протяжении XVI в. был постоянным, однако связаны они были преимущественно с уточнением графической фиксации традиц. мелоса. Значительные отклонения от традиц. редакции песнопений, создание новых мелодических версий текстов, трансформация формульной системы, умножение вариантов требовали новых способов их адекватной записи в певч. рукописях. Поиск средств, позволявших более точно отображать особенности напевов и метаболы звукоряда (перенесение его на др. ступени) в невменной графике, в древнерус. знаменной культуре привел к созданию комплекса специальных знаков, дополнявших и детализировавших содержание знамен и мелодических формул с т. зр. приемов исполнения, ритма и звуковысотности,- системы киноварных помет («подметных согласных слов»): первоначально, в 1-й пол. XVII в., «указательных» ( - «борзо», - «тихо», - «скоро», - «ровно», - «высоко», - «ниско» и т. п.- см.: РНБ. Солов. № 621/660. Л. 162 об.; позднее - РНБ. Вяз. О. № 80. Л. 541 об.- 542; Гусейнова. 1996. С. 493-494), а к сер. XVII в.- и «степенных» (РНБ. O. XVII. № 19. Л. 60-89 об.; Шабалин. 2003. С. 156-158, 162-165, 170-172). Введение «степенных» помет, необходимых для того, чтобы «иже бы знамя по согласию коегождо гласа истинно пети, а неистинно поющих в пении обличати» (РНБ. O. XVII. № 19. Л. 86 об.), приписываемых в азбуках новгородцу Ивану Шайдуру и некоему Леонтию (Там же. Л. 64 об.), коренным образом изменило понимание звукового пространства З. р., превратив его из воспринятого «древле… Пресвятаго и Животворящаго Духа вдохновением» нерасчлененного драгоценного «вещества» - «божественного пения» - в шкалу («лествицу») нейтральных по смыслу «согласных слов», «степеней», а знамена - в ряд дискретных единиц с точно определенным, но заметно утратившим зависимость друг от друга высотным положением. Неделимое звуковое «вещество» стало описываться, разделяться и обозначаться с помощью отдельных «согласных слов», или «согласий» (Лозовая. 2002. С. 43-45). Это нововведение приблизило нотацию знаменных песнопений, призванную фиксировать «на земли божественное пение человеческими усты» воспеваемое (РНБ. O. XVII. № 19. Л. 79 об.), к нотолинейной системе, содержательно неопределенные, универсальные элементы к-рой приспособлены к записи любой земной «мусикии» во всех ее разновидностях.
В кон. XVI в. в Западнорусской митрополии появились особые певч. сборники, т. н. Ирмологионы, содержавшие большое количество песнопений З. р. из Ирмология, Октоиха, Стихираря минейного и триодного, Обихода простого и постного в южнорус. редакции; они представляли собой переводы знаменных беспометных списков этой книги, аналогичной греч. Анфологиям, в нотолинейную систему (наиболее ранний - Супрасльский Ирмологион - НБУВ ИР. Ф. 1. № 5391, 1598-1601 гг.). Впосл. нотолинейные Ирмологионы были принесены выходцами с южнорус. земель в великорус. мон-ри - Валдайский Святоозерский в честь Иверской иконы Божией Матери, Новоиерусалимский в честь Воскресения Господня, где во 2-й пол. XVII в. с них делались списки, сохранявшие южнорус. особенности оформления (см.: Игнатьева. 2001).
в истории З. р. отмечена сосуществованием, взаимодействием, иногда и противостоянием разных направлений - традиционного и нового, национального, греко-восточного и западноевропейского. Изменение представлений потребовало от профессионалов певч. дела специального обоснования, богословского осмысления новых веяний. Приблизительно с сер. XVII в. появляются музыкально-теоретические руководства, значительно отличающиеся от предшествующих практических пособий по знаменному пению. В них включаются пространные рассуждения о важности изучения певч. грамоты («грамотное учение, вемы, яко дело есть Божие» - РНБ. O. XVII. № 19. Л. 71), деятельность изобретателя новых обозначений - «согласных слов» - рассматривается в одном ряду с деятельностью последователей «божественного Иоанна Дамаскина», число согласий (т. е. ступеней звукоряда) символически соотносится с 7-м днем, седмицей и «седморичным веком» (Там же. Л. 76). «Грамотное учение» певчих возводится в ранг добродетели и сопоставляется с учением книжным, усвоением алфавита («не малыми ли словами многия божественныя книги написуются, тако и сими подметными седмию словы все божественное пение утвержается» - Там же. Л. 84-84 об.).
Музыкально-теоретические результаты певч. реформы были зафиксированы в трактате «Извещение о согласнейших пометах», составленном Александром Мезенцем «с прочими», как сказано в заключительных виршах. Группа справщиков и знатоков, «добре ведущих знаменное пение и знающих того знамени лица и их розводы и попевки Московскаго, что Христианинов, и усолских, и иных мастеров» (Александр Мезенец и прочие. 1996. С. 118), трудившаяся при Московском Печатном дворе в 1669-1670 гг., подвела итог работе, к-рую проводили их предшественники, а также «знаменного пения малоискусни мастеры» «во всех градех и манастирех и в селех» (Там же), предложив истинноречный Ирмологий З. р. и новое руководство для унификации певч. исполнения («еже бы всякое пение было… устроено равночинно и доброгласно» - Там же. С. 117). Новациями певческой теории З. р. стали: систематизация знамен по типам мелодического движения; введение черных признаков, помечавших высотное положение знамени в тетрахордах звукоряда и предназначавшихся для замены киноварных помет в печатных изданиях певч. книг; подробное описание способов исполнения знамен с примерами из песнопений, а также «сокровенных и различных лиц по гласом, яже в сем Ирмологии точию обретаемых» (Там же. С. 135).
В полемических сочинениях сер.- 2-й пол. XVII в. затрагивались проблемы осмысленного восприятия текстов песнопений - перехода от хомонии к наречному пению, грамотной и оправданной разбивки на строки предназначенных для пения текстов, отошедших от традиц. распевов авторских и местных переводов, затемняющих смысл мелизматических аненаек («некия хулныя бредни в знаменном пении, яко же «аинани», «тайнани») и в целом проблемы преобладания мелоса над словом в знаменных песнопениях, порожденного влиянием греч. калофонии («перепортили священныя речи во Святом Писании, того ради, чтоб им мощно было уставити кокизы» - «Сказание о различных ересях»; «фитовому долгопротяжному пению прилежат самочинием своим, тщеславия ради, желая славу получити, что певец» - «Брозда духовная»; см.: Евфросин. 1973. С. 72-73; [Аноним]. 1973. С. 91), допустимости изъятия фит и др. мелизматических вставок ради правильного восприятия слов («А знамени, на которой речи прилучится много и неизворно все выпеть: и его отложить небранно, токмо речи не отлагай»; «по печати пою, да и крюков - тех не изгублю, ненайки лише не пою»; см.: Аввакум. 1973. С. 88, 90).
Вместе с созданием истинноречной редакции песнопений З. р. изменялся и состав нотированных певч. книг. Правленный «на речь» Ирмологий в краткой редакции сохранял традиц. набор ирмосов, известный по древнейшему периоду, однако с 70-х гг. XVII в. в новой, пространной редакции он содержал более 1 тыс. текстов. Существенные изменения были внесены в состав знаменного Октоиха, где полностью обновились тексты стихир на малой вечерне. Аналогичные замены коснулись и стихир на малой вечерне знаменных Праздников подвижного цикла (см.: Парфентьев. 1986. С. 138-139; Казанцева. 1998. С. 126). Стихирарь полного состава, сложившийся к 1-й пол.- сер. XVII в. и разделявшийся в нек-рых списках на неск. томов, впосл. трансформировался в сборники стихир неустойчивого состава - на избранные праздники, часто с преобладанием рус. памятей (Трезвоны). В кон. XVII в. распространяются сборники песнопений, включающие разные мелодические версии текстов, преимущественно из Праздников и Обихода. В XVIII в. певч. книги З. р. представлены 2 основными типами: 1) принадлежащими к синодальной традиции нотолинейными списками Праздников, Трезвонов и Обихода, реже Ирмология и Октоиха (гл. обр. нач. XVIII в.), как правило в составе певч. сборников; 2) крюковыми рукописями традиц. певческих книг и сборников, создававшимися в разных старообрядческих центрах до нач. XX в. (хомовыми, или наонными, у беспоповцев и с правленым «иосифовским» текстом у староверов поповского согласия). Сохранению З. р. в церковнопевч. репертуаре способствовали нотолинейные издания богослужебных певч. книг, осуществлявшиеся Синодальной типографией с 1772 г. В 1884-1885 гг. на средства А. И. Морозова Об-вом любителей древней письменности был издан «Круг церковного древнего знаменного пения» (в 6 ч.; т. н. морозовские книги). После 1905 г. началась публикация книг знаменного пения и учебных пособий в изд-ве «Знаменное пение» под рук. Л. Ф. Калашникова (Киев, Москва; калашниковские книги), переиздания к-рых до наст. времени используются певчими поповского согласия, а также в типографии при Преображенском богаделенном доме в Москве (книги поморского согласия), также переиздающиеся в Риге под рук. С. П. Пичугина. Пробудившийся с 90-х гг. XX в. интерес церковных певчих к древнерус. певч. культуре нашел отражение в изданиях сборников песнопений и практических пособий по овладению знаменной нотацией и навыками исполнения песнопений З. р. (Певческий Октоих XVIII в. нотированный (знаменная и пятилинейная нотации) / Вступ. ст.: Е. В. Плетнева. СПб., 1999; Пособие по изучению церк. пения и чтения / Сост.: Е. А. Григорьев. Рига, 2001 2; Самогласны и запевныя строки столповаго роспева: [Учеб. пособие] / Сост.: Г. Б. Печёнкин. М., 2005; Литургия св. Иоанна Златоустого знам. роспева: Пореформенная ред. / Сост.: М. Макаровская; вступ. ст.: иеродиак. Павел [Коротких]. М., 2005 и др.).